Главная » Статьи » Романы.

ИСПОВЕДЬ СЧАСТЛИВОЙ ЖЕНЩИНЫ. 13

2003 год

  
   По выходным дням теперь мы постоянно ходим на базар вдвоем, и называем это прогулкой. Ты долго торгуешься и оплачиваешь товар, а я стараюсь держаться "по-мусульмански" немного в стороне.
   Покупаем не очень много, тем более что все необходимое Ты приобретаешь в течение недели. Главное, что мы гуляем вдвоем. С годами, нам еще больше хочется быть как можно чаще вместе и терять даже эти часы становится обидно.
   Как-то в конце зимы, уже на выходе с базара, вдруг отчетливо слышу:
   - Здравствуй, брат!
   Это звучит, совсем рядом. Я оглядываюсь, чтобы увидеть встретившихся людей, потом перевожу взгляд на Тебя. Ты продолжаешь бесстрастным голосом, что-то мне рассказывать и никакой реакции. Не может быть, чтобы Ты не слышал. Это было сказано довольно громко и мне показалось, было обращено именно к Тебе. Несколько шагов я иду под впечатлением этих слов. Странно, почему меня так затронули эти слова? Но не задаю вопросов и, заинтересовавшись Твоим рассказом, забываю об этом. Когда мы возвращаемся домой и раскладываем покупки, Ты неожиданно спрашиваешь:
   - Ты слышала там, на базаре? Это был Абдул.
   - Конечно, слышала, - отвечаю я. - Я даже оглянулась, а потом посмотрела на тебя. Но ты был невозмутим, и я решила, что это было сказано кому-то другому.
   - Теперь он вдруг вспомнил, что у него есть брат, - с нескрываемой горечью произносишь Ты. - Обо мне всегда вспоминают, когда надо решить какие-нибудь свои проблемы. У них опять появились трудности с сыном. Да и с девочками тоже не все в порядке.
   - Я видела девочек, когда мы ходили к матери. У Абдула ведь трое детей? - уточняю я.
   - Да, две дочери и сын. У старшей дочери, Камиллы, уже есть ребенок. Но она не замужем. А сын Абдула, Магомет пьет и постоянно ввязывается в драки. До этого он уже два раза был осужден. Первый раз в Ташкенте, еще подростком. А когда Фая с детьми уехала в Махачкалу, то и там, он умудрился подраться, и опять был осужден. Сейчас, соседи говорят, снова находится под следствием.
   - Дочек Абдула я видела, а его сына нет, - припоминаю я. - Хорошо помню, девочки тогда еще с завистью смотрели, как вы с Кариной во дворе играли в бадминтон. Даже удивилась, почему ты не пригласишь их поиграть? Они тоже не подошли, а только наблюдали издали. Но ты же знаешь, я не вмешиваюсь в семейные дела.
   - Девочки с удовольствием бы поиграли. Но Абдул, а тем более Фая, категорически запретили им даже подходить к нам.
  
   Проходит две недели. И когда мы опять идем с базара, то встречаем Абдула с Фаей уже около нашего дома. Абдул раскрывает объятия. На минуту возникает некоторая напряженность. Но, вот Ты делаешь шаг ему навстречу и тоже обнимаешь его. Я очень рада, что Ты вновь обрел брата.
   Теперь, когда Ты один, в рабочие дни, гуляешь по базару, всегда заходишь к нему поговорить и отдохнуть. Абдул там ремонтирует обувь и точит ножи.
  
   В следующую же субботу к нам в гости приходит Фая с Камиллой. Я начинаю собирать на стол, но Фая останавливает меня:
   - Не надо мы всего на одну минутку. Ибрагим, - обращается она к Тебе, - ты знаешь, арестовали Магомета, сейчас он под следствием. Была драка, он вообще-то там оказался совершенно случайно. Просто ходил в магазин за хлебом и сахаром. Но все задержанные откупились, а у нас на это нет денег. Поэтому он сейчас находится в камере предварительного заключения.
   - А я чем могу помочь? - с удивлением спрашиваешь Ты.
   - Дело в том, - продолжает Фая, - что у Магомета обнаружили начальную стадию туберкулеза, и мы пришли просить тебя поговорить со следователем, чтобы его определили на поселение.
   - Почему вы сами не поговорите? - спрашиваешь Ты. - Если необходимо, пусть проведут дополнительное обследование.
   - Я посоветовалась со своими сестрами в Махачкале, - сладким голосом произносит она, - и они мне посоветовали, чтобы мы обратились за помощью к тебе. Ты такой солидный, интеллигентный и сумеешь добиться послабления для нашего мальчика.
   - Хорошо. Я попробую, - обреченно отвечаешь Ты.
   Когда гости уходят, я спрашиваю:
   - Ты пойдешь?
   - Да, - устало отвечаешь Ты.
   - Но ведь, ты понимаешь, что тебя расхваливали, потому, что ты им нужен, Слишком грубая лесть.
   - Ты думаешь, я это не понимаю? Прекрасно понимаю, и никогда бы не пошел. Но дело в том, что они знают, чем меня можно зацепить. Они оповестили всех родственников в Дагестане. И теперь, если я не пойду, все будут думать, что я отказал в такой ничтожной просьбе. Что будут думать обо мне мои дети? Как я буду выглядеть в их глазах? Придется пойти, - вздыхаешь Ты.
  
   В понедельник надеваешь свой кожаный плащ, длинный белый шарф. При виде Тебя в таком "прикиде", на Джеймса Бонда, женщины бы даже не взглянули.
   Вечером сообщаешь:
   - Все, что можно было сделать, я добился.
   - Кто бы сомневался? Интересно, а следователь был мужчина? - чтобы немного отвлечь Тебя от усталости, интересуюсь я.
   - Почему ты спрашиваешь об этом? - удивляешься Ты. - Причем здесь это?
   - Я боялась, что будет женщина, и тогда сразу все вопросы ты не решишь. Она бы назначила тебе еще несколько встреч, - шучу я.
   - На твое счастье, это был мужчина, - смеешься ты. - Ты ревнуешь?
   - Ты такой видный мужчина, что если ревновать ко всем, можно "сдвинуться". Поэтому потихоньку сумела выработать иммунитет, - со смехом отвечаю я.
   Твоей усталости, как не бывало, и Ты сияешь, как будто только что, из моих рук, получил "Оскар".
  
   На день рождения я дарю Тебе длинный мужской темно-фиолетовый махровый халат.
   - С днем рождения, дорогой, - ранним утром ласково произношу я, подавая Тебе подарок. - Ты дважды в день принимаешь душ, и я подумала, что именно такой халат тебе необходим. Примерь. Мне понравилось, что в нем нет синтетики.
   - Спасибо. Он очень теплый и мягкий, - отвечаешь Ты.
   - И в нем, - я оглядываю Тебя в этом халате со всех сторон, - ты напоминаешь мне графа Монте-Кристо, в исполнении Жана Маре.
   - Тогда я буду надевать его не только после душа, - смеешься Ты, - но и перед твоим приходом с работы.
   - Я рада, что тебе понравился мой подарок.
  
   В конце апреля, когда я прихожу после работы, Ты встречаешь меня новостью:
   - Представляешь, я сегодня поймал попугая.
   - Как это поймал? У нас же не Австралия, - удивляюсь я.
   - Очень просто. Попугайчик сидел около кроликов. Когда я подошел, он, естественно, сразу улетел. Но я почему-то был уверен, что он прилетит опять. Взял большую тряпку и затаился. И попугайчик действительно вернулся. Я набросил тряпку и поймал. Правда, когда пересаживал в коробку, он меня здорово клюнул. Но я все равно его не выпустил, - гордишься Ты, своей ловкостью. - Посмотри в коробке. Прилетел прямо к твоему дню рождения. Я чуть-чуть приоткрываю крышку. Там сидит волнистый зеленый попугайчик. На следующий день Ты идешь на базар и покупаешь маленькую клетку. Посоветовавшись с продавцом, и узнав, что это самочка, покупаешь самца ярко желтого цвета. Это начало нашего разведения попугаев. В это время у нас уже настоящий живой уголок. Кролики, перепелки, а теперь еще и попугаи.
   Кроликов разных возрастов, у нас штук пятнадцать. Всех, кроме самых маленьких с "мамашей" Ты держишь в гараже. И там у Тебя появляется друг. Это большой совершенно черный одноглазый кот. Очень самостоятельный и с огромным чувством собственного достоинства. Когда Ты начинаешь открывать гараж, он сидит рядом на заборе и внимательно наблюдает, как долго Ты копаешься с замком. Как только гараж открыт, он спрыгивает и, не обращая ни на кого внимания, важно, задрав хвост, заходит в гараж. На кроликов, которые желают с ним "познакомиться" он презрительно глядит своим единственным горящим глазом. Если же они начинают надоедать, он потихоньку шлепает их лапой и фырчит. Кот ловит крыс в гараже, которые съедают корм, а иногда, пробираясь сквозь решетки клеток и новорожденных крольчат. Почему-то Ты сразу почувствовал в нем "родственную" душу и вы подружились. Несколько раз соседи забирали его к себе домой, даже увозили за несколько остановок, пытаясь приручить. Но через некоторое время он все равно появляется около гаража. Покормив кроликов, Ты обязательно говоришь ему "до свидания" и закрываешь гараж.
   Кот остается "на охоту". В гараже есть отверстие для проветривания и через него кот выбирается на улицу. Но входит он только в ворота. Причем, сначала порог переступает кот, а уж потом Ты. И только в таком порядке. Ты всегда с большим удовольствием и, действительно, как о своем друге рассказываешь мне о нем. По настоящему скучаешь, когда его долго нет. Искренне радуешься, когда он возвращается. Спустя некоторое время, я уже сама спрашиваю вечером, видел ли Ты своего друга. И Ты, подробно описываешь вашу встречу, или огорчаешься, что его почему-то долго нет. Видя, Твое отношение к коту, я предлагаю:
   - Давай возьмем его домой.
   - Что ты, - протестуешь Ты, - он не сможет жить в четырех стенах. Ты просто его не видела. Если бы увидела, даже не предлагала бы. Сразу поняла бы, что это "личность".
   После таких слов, мне еще больше захотелось посмотреть на Твоего друга. И вот однажды, перед тем как идти на базар, мы пошли к гаражу, покормить кроликов. Кота еще не было. Он появился тогда, когда Ты только начал вставлять ключ в замок. Я потихоньку стала отступать в сторону, чтобы не спугнуть его. Но это было совершенно напрасно. Потому, что я была для него всего лишь "пустое место". Он совершенно не обратил на меня внимания и первым важно "прошествовал" в гараж. О нем нельзя сказать: прошел, проскользнул, а тем более пробежал или прошмыгнул. Он именно прошествовал. Только с Тобой он держался на равных. Остальные владельцы соседних гаражей для него не существовали. Но пока, Ты возишься с замком, он и на Тебя смотрит с нетерпением и какой-то скрытой иронией. Я никогда не замечала, чтобы у животных, так ярко были выражены оттенки эмоций. Все остальные люди, для этого кота, как и кролики, просто "фон". Удивительно, но когда мы встречаем его к нам обязательно, приходит удача. Вообще-то я не люблю кошек. Хотя по Знаку Зодиака - сама Кошка. Но этот кот особенный. О нем даже нельзя сказать: "он мне понравился". Это слово совершенно не подходит к нему. Всем своим видом и поведением он вызывает только одно - уважение.
  
   Карине часто звонят по телефону. Она почему-то отделывается двумя-тремя фразами и кладет трубку. Я, естественно, интересуюсь:
   - Карина, кто звонит?
   - Ошиблись, - отвечает она.
   Но однажды раздается звонок, когда Карина в институте. Снимаю трубку и говорю:
   - Да.
   - Карина, это ты? - спрашивает мужской голос.
   - Нет, это не Карина, - отвечаю я.
   - Вы мама Карины? - интересуется мужчина.
   - Да.
   - Я очень хотел с Вами поговорить.
   - Слушаю.
   - Мне очень нравится Ваша дочь, - без предисловий сообщает он. - Но Вы почему-то не разрешаете ей со мной встречаться.
   - Карина уже взрослая девушка и сама решает с кем ей встречаться, - отвечаю я.
   - Но она утверждает, что Вы заставляете ее все время заниматься и совсем не отпускаете на улицу.
   - Конечно, ей нужно много заниматься, чтобы получить высшее образование. Но у нее есть достаточно свободного времени. Может, дело в том, что она сама не хочет встречаться с Вами? - делаю я предположение.
   - Вы, конечно, уже взрослый человек, - продолжает он разговор. - Но у Вас другие представления о современной жизни, чем у молодежи.
   - Вы хотите сказать отсталые взгляды?- иронизирую я.
   - Нет. Я не это хотел сказать, - парень понимает, что перестарался. - Но, знаете сейчас совершенно необязательно иметь высшее образование, тем более девушке.
   - Я так не считаю. Образование всегда в цене, в любую эпоху, - сообщаю я свою точку зрения на это вопрос, - А для девушки оно тем более, очень важно.
   - Зачем? - удивляется он. - Она выйдет замуж и может не работать, а заниматься детьми.
   - Чтобы, как Вы говорите, заниматься детьми и нужно иметь образование, настаиваю я на своей позиции.
   - Может, Вы не разрешаете своей дочери видеться со мной, потому что я узбек? - делает он другое предположение.
   - Для меня национальность не имеет значения, - совершенно искренне отвечаю я.
   - Поймите, я хочу встречаться с Кариной, с серьезными намерениями. Она отличается от современных избалованных девушек. Она скромная и серьезная.
   - Спасибо, за хорошее мнение о моей дочери. Но я Вам повторяю, что она сама в состоянии решать свои личные дела. Ей уже восемнадцать лет и она совершеннолетняя.
   - Значит, Вы не возражаете? - еще раз уточняет он.
   - Нет. Решайте эти вопросы с ней вдвоем. До свидания.
   - До свидания.
   Когда Карина возвращается из института, я спрашиваю у нее:
   - Что это за парень тебе звонит? Говорит, что я тебя постоянно держу дома, чуть ли не под замком и не разрешаю даже на улицу выходить?
   - А, придурок, - отмахивается дочка.
   - Почему? - уточняю я. - Он нормально разговаривал.
   - Он хочет, чтобы я сразу вышла за него замуж и сидела дома, - поясняет она.
   - А где ты его нашла? - интересуюсь я.
   - Я стояла на остановке автобуса. Он подошел и вежливо спросил маршрут какого-то автобуса. Я ответила. Потом мы познакомились. Он показался мне симпатичным парнем, и я дала ему номер нашего телефона. Но на второй день он опять ждал меня на остановке.
   - Ну и что? Если ты ему понравилась.
   - Да, он сразу сказал, что хочет познакомить меня со своими родителями. И если я им понравлюсь, то он женится. Я не буду ни работать, ни учиться, а буду только присматривать за его родителями.
   - И что тебя не устраивает в этом предложении? - задаю я Карине провокационный вопрос.
   - Потому что моего мнения он не спрашивает. Зачем мне в восемнадцать лет сидеть дома и ухаживать за стариками. И вообще я не хочу рано выходить замуж.
   - Ну и хорошо, - облегченно вздыхаю я
  
   Карина учится в институте. У них на факультете всего одна группа с изучением английского и французского языка, в остальных группах изучают восточные языки. Карина удачно попала именно в эту группу. Еще она с увлечением занимается бегом. Даже выступает на городских соревнованиях. Получает различные призы: майки, кружки, еще какие-нибудь сувениры. Майки вручают больших размеров, и она дарит их Тебе. Ты аккуратно складываешь их на отдельную полку, ведь они так дороги Тебе.
   Но Закон жизни неумолим. Светлая полоса, обязательно сменяется более темной. И происходит это как всегда вдруг. Только, начинает казаться, что все устоялось, наладилось. Тишь и гладь. Обязательно, неожиданно, что-нибудь сваливается на голову. Карина начинает пропадать у "подруг" - двух сестер-погодков, живущих в нашем доме. Об этих девицах, ходят не очень хорошие слухи. А дыма без огня, как известно, не бывает. Карина ходит для них за хлебом, гуляет с собакой, делает уборку в их квартире. Когда Ты увидел, как она во дворе моет их ковер, у Тебя подскочило давление.
   - Карина, почему ты ведешь себя, как их служанка или домработница. Если ты работаешь на них, пусть платят, - пытаешься Ты узнать правду.
   - Они мои подруги, - однозначно отвечает она.
   - А почему ты мыла им ковер?
   - Я же могу помочь подружкам.
   - Тогда почему не взяла помыть хотя бы один наш?
   Так продолжается долгое время. Мы не можем понять, в чем дело? Дома она становится дерзкой.
   Одежду, которую мы ей покупаем, она меняет на какое-то тряпье. Хотя все вещи мы выбираем вместе. Покупаем только то, что понравится ей. Она буквально "выскальзывает" из рук. Девицы нахально смеются мне в глаза. Ты, пересилив негативные эмоции, все-таки разговариваешь с ними, чтобы понять, что же происходит на самом деле. У меня наоборот резко падает давление, и опять начинаются обмороки.
   На все Твои уговоры, пожалеть мать, Карина не реагирует. Временами мне начинает казаться, что она просто ненавидит меня. На ум приходят различные версии. Вроде бы не наркотики. Но тогда что? Я не могу без слез видеть девушек, которые проходят мимо меня по улице, когда утром иду на работу. Что с Кариной? На нервной почве, у меня "отнимается" правая рука. Я могу даже писать, но не могу ее поднять. Не могу надеть или снять одежду. Повесить или снять белье. Ты мне помогаешь одеться и раздеться. Ты вешаешь, постиранное белье и снимаешь высохшее. Странно, что рука у меня совершенно не болит, просто я не могу ее поднять, как будто внутри сломался какой-то "определитель высоты". На работе этого даже не замечают. Потому, что если необходимо подать какую-нибудь бумагу, я встаю и подаю левой рукой. Наступает критический предел, и я жалуюсь Тебе:
   - Я уже не выдерживаю, у меня часто возникает желание умереть.
   - Понимаю тебя, но не знаю чем помочь? - печально произносишь Ты.
   - У меня есть еще одно средство немного успокоиться, - говорю я. - Я сейчас буду... рыдать. Пожалуйста, не успокаивай меня. Включи телевизор громче, или заткни уши. Боюсь, сердце не выдержит, оно стало так сильно сжиматься и часто мне не хватает воздуха. Иногда по три- пять минут я не могу вздохнуть. Хватаю ртом воздух. Но глубокого вдоха не получается, только поверхностный. Если хочешь, погуляй.
   - Нет, - отвечаешь Ты. - Я побуду здесь, но мешать не буду. Говорят, что женщинам это помогает.
   Я сажусь и начинаю рыдать с причитаниями. Высказываю все, что у меня накопилось. Прошу помощи свыше. Умоляю Небеса подсказать, что нам делать. Я не могу понять, почему у Карины так сильно и, причем без видимой причины изменилось отношение к нам. Мы ее очень любим. У нас была такая дружная семья. Я рыдаю больше часа. Наконец, у меня просто иссякают силы. Я почти доползаю до кровати, ложусь поверх покрывала и моментально проваливаюсь в сон.
   Ты сказал мне единственную фразу, когда я проснулась:
   - Последнее время часто ловлю себя на мысли, что хотя я очень люблю своих детей, но, чувствую, что за Карину я переживаю гораздо сильнее.
  
   И только через год я узнаю, причину негативного отношения Карины к нам. Мать с нескрываемым злорадством, повторит мне все, что она постоянно внушала моей дочери, когда я отправляла Карину навестить ее. Какой грязью она поливала меня, пытаясь рассорить нас всех. А дочка была всего лишь подростком, и ей было трудно разобраться. И от непонимания взрослой жизни и взаимоотношений, она просто искала "убежище", чтобы куда-то спрятаться. Хорошо, что на ее пути не попались наркотики или какая-нибудь религиозная секта, которых так много "расплодилось" в последнее время. Это был, как я считала тогда, самый тяжелый период в моей жизни. Период полной безысходности. Об этом я тоже, всеми силами стараюсь забыть и никогда не вспоминать.
  
   Лучше конец дела, чем начало дела, лучше терпение, чем гордыня: не спеши скорбеть, ибо скорбь обитает в груди глупцов, не говори: "Как случилось, что прежние дни были лучше этих?", - ибо не от мудрости ты спросил об этом. Экклезиаст
  

2004 год

  
   Очень люблю игрушки. Это просто моя маленькая слабость. И как бы тяжело не было с деньгами, раз в год, я позволяю себе купить одну мягкую игрушку - символ наступающего года. У нас в коллекции есть уже почти все животные. Были даже дракон и змея, которых Ты сразу отдал детям Ширвани. Есть рыжий кролик, символ моего года, в натуральную величину. И если я меняю его местоположение, то в первый момент, Ты принимаешь его за настоящего. Но в этом году я ищу обезьяну. Ведь это - Твой год. Она должна быть какой-то необычной и чем-то напоминать Тебя. Ищу очень долго, несколько выходных трачу на поиски, той единственной, которая бы мне понравилась. И вдруг мое внимание привлекает совсем обычная обезьянка. Размером с ладонь, китайская заводная обезьянка-барабанщик, в красных штанах с барабаном, на котором написано "Happy". Тебе барабанщик тоже сразу понравился, и Ты долго смеялся, глядя как старательно, он стучит палочками. Теперь, когда мы идем по делам или хотим купить какую-то большую вещь, мы, обязательно перед выходом из дома, заводим ее "на счастье". А утром, просто для создания хорошего настроения. И пока барабанщик, слегка покачиваясь в такт, выбиваемой им дроби, бьет в барабан, мы смеемся и радуемся как дети. Теперь я понимаю, что мы просто пытались компенсировать недополученные в детстве радости от простых детских игрушек.
  
   Мы живем в такое время, когда ненужные вещи - единственное, в чем мы нуждаемся. О. Уайльд
  
   4 марта. Вечером, за ужином я говорю:
   - ...матери завтра исполнится восемьдесят лет. Хотя всегда ездит Карина, давай поедем с Тобой. Все-таки такая дата.
   - О чем разговор? - поддерживаешь Ты меня. - Зажарим кролика, возьмем чачу, вино, купим остальное на базаре и поедем.
   Утром Ты, по всем правилам кулинарного искусства, жаришь кролика. Мы идем на базар, накупаем салатов, зелени и фруктов.
   - Почему-то не я не видела корейской капусты?- замечаю я.
   - Ты хочешь корейской капусты? - удивляешься Ты.
   - Нет. Просто мать ее очень любит. Но нет, так нет.
   - Подожди, я посмотрю в других рядах.
   - Не надо, - пытаюсь я отговорить Тебя опять возвращаться в торговые ряды. - Итак, набрали достаточно.
   - Я быстро, - уже на ходу говоришь Ты.
   Через пятнадцать минут Ты приносишь корейскую капусту и лимоны.
   Приезжаем. Выкладываем гостинцы на стол. Выпиваем по рюмке за ее здоровье с пожеланиями долгих лет жизни. Уже собираясь уходить, я решила спросить мать:
   - Ты не знаешь, что происходит с Кариной? Она последнее время сильно изменилась. Стала какой-то нервной и замкнутой. Нашла себе подруг, которые тоже дурно влияют на нее.
   - Не знаю, - отвечает она и, спустя две-три минуты добавляет. - Она сказала только, что выходит замуж.
   - Замуж? - поражаюсь я такому неожиданному известию. - За кого?
   - Какой-то большой начальник в аэропорту, - опять заминка на несколько минут. - Правда, ему около пятидесяти лет. Ну, я думаю, что ничего страшного в этом нет. - В ее голосе ясно чувствуется, намек на нашу разницу в возрасте.
   - Ты что говоришь? - не могу поверить я. - Этого не может быть.
   - Она просила не говорить вам об этом, - спокойно отвечает мать.
   - Какой кошмар! - восклицаю я.
   Ты потихоньку трогаешь меня за руку.
   - Успокойся. Ничего еще не ясно, - говоришь Ты почти шепотом.
   - Ладно, мы пойдем, - прощаемся мы и уходим.
  
   Потом я найду запись в ее "дневнике": "Приходила эта с Эфендиевичем. Принесли поесть. Наверно, хотели посмотреть, жива ли еще. А я еще и их переживу. И про Карину специально сказала, путь помучается, может удар хватит. По ней ведь не скажешь, что у нее порок сердца. Вся светится и разодета как артистка". Прочитав несколько тетрадей, подобных "дневников", я старательно рву их на мелкие кусочки. Но даже эти клочки бумаги, то ли обжигают, то пачкают мне руки. Мне кажется, что если я просто выброшу эти обрывки, они так и будут нести ненависть. И тогда я беру старую кастрюлю, собираю туда все обрывки бумаги, сжигаю, и пепел смываю в унитаз. Несколько дней у меня перед глазами стоят эти строчки. Но со временем, я забываю об этом. То есть, просто забрасываю и закапываю в самом дальнем углу "подвала" моей памяти.
  
   На Восьмое марта Ты, по традиции, даришь мне духи. Как обычно с символическим названием. На этот раз они называются "Единственной". Вместе с коробочкой духов, протягиваешь мне, размером с ладошку, подсвечник. Металлический подсвечник, изображающий фигурку коленопреклоненной женщины, держащей в руке чашу для свечи. Эта женщина - олицетворение домашнего очага. Мне нравится. И я полагаю, что это был бы прекрасный подарок для моих подруг.
   - Какая прелесть! Где ты купил этот подсвечник? - спрашиваю я. - Можно было бы взять еще пару на подарок.
   - Странно, я тоже об этом подумал, но он там был один. А потом понял, что это удачно сочетается с названием духов. Потому, что ты - Единственная. И даже хорошо, что он был один. Если бы у всех твоих подруг были такие, это не было бы так символично.
   Мы находим место для этого подсвечника перед большой, очень искусно выполненной из дерева, фигурой Орла, только, что вернувшегося из полета, и еще даже не успевшего сложить свои могучие крылья, около своего гнезда. Его я купила за месяц до рождения Карины, вместе с маленьким красивым настенным зеркальцем в старинном русском стиле. Как будто уже тогда у меня было неосознанное предчувствие, что я все-таки встречу своего горного Орла. Орел, приблизительно в четыре- пять раз крупнее фигурки женщины, и это тоже, мне кажется символичным.
   Сейчас этот подсвечник стоит перед Твоим портретом. Теперь он означает, мое преклонение перед Тобой, светлой Памятью о Тебе и горячими молитвами о Твоей чистой и доброй Душе. В этом светильнике я вижу себя, всего лишь женщину. Женщину, благодарную Тебе за Любовь, Нежность и Доброту. А Ты так и остался для меня - Светом.
  
   Тебе на день рождения дарю фирменную джинсовую рубашку. Сначала Ты недоверчиво рассматриваешь ее.
   - Джинсовая рубашка? Мне?
   - Тебе, тебе. Надень. Я очень долго искала твой размер. Ты же знаешь, что это совсем не просто, найти сорок шестой размер воротника.
   - Это точно. Но...
   - Не спорь.
   - Не спорю, - сдаешься Ты, - уже примеряю.
   - Вай! Тебе, действительно, очень к лицу. В ней Ты похож на героя американского вестерна.
   - Главного героя, надеюсь?
   - Героя-любовника, - подтверждаю я. - Ты это хотел услышать?
   - А что? - Ты оглядываешь себя со всех сторон в зеркале. - Действительно здорово.
   - Я это и твержу тебе уже двадцать минут. Причем ее можно носить куда угодно и в любое время, кроме летних дней, когда очень жарко.
   - Спасибо. Теперь все женщины будут мои, - как обычно поддразниваешь Ты меня.
   - А еще сопротивлялся, - удовлетворенно произношу я. - Надо купить еще хорошие джинсы. Но их ты будешь выбирать сам. Я в них ничего не понимаю
   - Куда денешься от любимой жены? Я согласен и на джинсы, - со счастливой обреченностью в голосе соглашаешься Ты.
   - Вот и не трепыхайся, - произношу я голосом строгой учительницы.
   - Не буду, - еще раз вздыхаешь Ты.
  
   Юля поступает учиться на курсы бухгалтеров, которые расположены недалеко от нашего дома.
   - Юля, ты хочешь быть бухгалтером? - спрашиваю я.
   - Нет. Просто хочу закончить курсы.
   - Но ведь бухгалтер - хорошая профессия. А потом, окончив курсы, нужно работать по специальности, чтобы не потерять квалификацию.
   - Нет, я просто хочу окончить эти курсы, но работать бухгалтером не буду.
   Так как Сиражуддин еще не ходит в детский садик, Юля приезжает с ним и оставляет Тебе на два-три часа. Хотя, с таким маленьким ребенком Ты, естественно устаешь, но внешне даже молодеешь. Тебе всегда не хватает детского смеха, возни, наивных вопросов. Глядя на Тебя в это время, мне часто приходят одни и те же мысли. Почему мы не встретились еще раньше? Хотя бы на те восемь лет, когда были так близко друг от друга. Всего лишь на разных этажах одного здания.
   Да, мы немного опоздали встретиться.
  
   "Опозданием мы наказаны,
   Что слова любви прежде сказаны.
   Что совсем другим доверялись мы,
   За полчаса до Весны".
  
   Наконец-то, я нашла слово, которое означает, определяет наше "ДО". Это было "до меня", это было "до Тебя", - говорили мы. Вся наша жизнь до 1987 года была ДО, всего лишь "за полчаса ДО... ВЕСНЫ".
  
   Ты всегда хотел иметь настоящую: большую и дружную семью. Я безмерно благодарна судьбе, что вы подружились с Кариной. Но у Тебя такое большое и доброе сердце, что оно могло бы вместить всех Твоих родных и друзей. А Ты, как и я в эти скорбные дни, стоишь с протянутой рукой. Ты тоже не просишь денег или другой помощи. Ты сам хочешь оказывать ее и оказываешь всем, кто в ней нуждается. Приятно, когда тебе дарят, но во сколько раз чувствуешь себя счастливее, когда даришь ты сам - это Истина. Но от Тебя ждут осязаемых, материальных подарков, и никому нет дела до несметных и неиссякаемых богатств Твоей души. Я знаю, Ты не хочешь в это верить. Просто в Твоем характере нет и следа хитрости. Ты так и остался на всю жизнь доверчивым, ошибающимся и верящим вновь. Любые полученные обиды вмиг забываются, стоит кому-либо пригреть, обласкать или просто сказать доброе слово. Эта черта Твоего характера, при всей моей терпеливости, иногда начинает меня даже раздражать. Прекрасно понимаю, что не надо постоянно хранить обиды, они имеют свойство накапливаться. Но и общаться с людьми несколько раз изменивших, или даже использующих в своих целях я не в состоянии. Я стараюсь просто "отпустить" их и все, что с ними связано. И постараться забыть об их существовании. Но это мой характер. Тебя переделать не смогла даже Жизнь. Понимаю, что глупо даже пытаться "переделывать" Тебя сейчас. Ты такой - какой есть. А может в этом и загадка Твоей привлекательности. И если бы на Земле было больше таких людей, то жизнь была бы намного светлее.
   Есть такая горестная примета: дети из детского дома редко счастливы в семейной жизни. Я очень хочу верить, что эти девятнадцать лет, были исключением из этого правила.
  
   28 мая. Возвращаясь с работы, домой, я вспоминаю, что моему старшему брату в этом году исполняется шестьдесят лет. Я звоню и передаю наши поздравления. Он весьма настойчиво приглашает нас в гости. Объясняет, как можно доехать. Хотя мы живем всего на расстоянии трех автобусных остановок, мы никогда не были у него, так же как и он у нас. Мы берем подарок, ловим такси и едем в гости. Саша встречает нас на остановке. Заходим в квартиру. За столом сидят три женщины: его жена Света, дочь и подруга жены. Брат сразу же с нескрываемой гордостью демонстрирует нам множество канцелярских столов и шкафов на балконе. Пройти по балкону невозможно, мы только смотрим через приоткрытую дверь на все "это великолепие". Затем он сообщает:
   - У меня все полы в квартире покрыты двойным слоем линолеума. И если один слой изотрется, я просто уберу его и все. За тридцать лет работы на стройке мастером и заведующим складом я кое-что накопил. А сколько денег я трачу на жену и дочь! Если бы вы только знали. Ведь Света не работает. На оплату занятий Кати английским языком у меня вообще уходит уйма денег. Но теперь Катя немного подрабатывает репетиторством с малышами из нашего дома.
   Разговор продолжается в таком же духе. Для моего брата идол - это деньги. Деньги, деньги и еще раз деньги. Причем именно наличные, которые можно "потрогать" и показать. Даже то, что все деньги "погорели" в связи с развалом Союза, не послужило ему уроком и не перевоспитало. Долго слушать, какой он богатый и сколько на что он тратит, у нас просто не хватает терпения. Других общих тем для поддержания разговора мы не находим. Посидев около получаса, мы переглядываемся, прощаемся и возвращаемся домой.
   - Да, конечно, два слоя линолеума, это что-то,...- задумчиво произносишь Ты, вспоминая канцелярские шкафы и разговоры о деньгах.
   - А ты все "хвалишься", что у нас кое-где в два слоя ковры, - саркастически замечаю я.
   - Теперь понял, что гордиться особо нечем.
   - Ладно, не переживай, - "успокаиваю" я Тебя, - у нас же не квартира, а сакля. А в сакле, вообще не бывает линолеума.
   Да, действительно у нас не квартира, не жилье с полезной площадью столько-то квадратных метров. У нас Дом, у нас Гнездо Орла. Где главное не площадь, а надежность и тепло. Где царит забота и нежность. Гнездо, которое не несет в себе ничего "казенного", в нем все наполнено Светом.
   Я часто повторяю по отношению к Тебе слово Свет. И это не оттого, что не могу найти синонимов. Просто это слово наиболее точно определяет Твою натуру, характер, отношение ко мне и Карине, образ жизни. Это спокойный свет восходящего солнца, а не бьющее в глаза пламя жаркого полдня. Горячим и обжигающим Ты бываешь в минуты нашей близости. И хотя это слияние наших душ и тел длится часами, но оно всегда кажется мгновением. Мы летаем вдвоем и потому понимаем друг друга без слов. Страсть горного Орла дика и безрассудна, но она удивительно легко сочетается с огромной нежностью и трепетным вниманием к своей спутнице.
   Счастье мужчины называется: "Я хочу". Счастье женщины называется: "Он хочет". Ф.Ницше.
   И если, признать его правоту, то мы счастливы от первого до последнего дня.
  
   В начале июня, закончив, второй курс института, Карина уезжает работать воспитателем в детский оздоровительный лагерь, расположенный в горах.
  
   15 июня. Мне на работу звонит соседка и сообщает:
   - Наташа, твоя мать в крайне тяжелом состоянии. Лежит. Практически уже никого не узнает.
   Тут же звоню Тебе:
   - Позвонили соседи со старой квартиры, - сообщаю я, - мать очень плоха. Я выезжаю, буду ждать тебя на Алайском базаре. Там встретимся и поедем вместе. Мало ли в каком она положении.
   - Хорошо, сейчас выезжаю, - говоришь Ты. - А ты пока позвони Саше, у него все-таки машина, может надо будет срочно отвезти мать в больницу или что-то еще понадобится. Ты же точно не знаешь что с ней.
   - Я не знаю, что с ней, - отвечаю я, - но он не приедет. Я жду тебя.
   Мы встречаемся на остановке и дальше уже едем вместе. Поднимаемся на четвертый этаж. Дверь полуоткрыта. Входим к ней. В этой комнате я не была более тридцати лет. Мать постоянно держала ее на замке. Даже когда выходила из комнаты, то быстро прикрывала за собой дверь.
   Она лежит на кровати. Блуждающие глаза уже ничего не выражают. Нас тоже не узнает. Я даже не уверена, видит ли она нас. В квартире грязь, везде разбросаны пустые банки, какие-то тряпки и мусор.
   Хотя она знала наши номера домашнего и рабочего телефонов, но по неизвестной причине не попросила соседей позвонить мне до того, как ей стало совсем плохо. Может, не хотела, чтобы я видела ее в таком состоянии? Последнее время она, наверно, не могла дойти даже до туалета. Телефона нет. Чтобы вызвать врача, нужно пройти по соседям и спросить, у кого есть телефон. Время дорого. Мы решаем сразу увезти ее к нам, и уже оттуда вызвать врача. Пока Ты "ловишь" такси, я подогреваю воду, обмываю, переодеваю ее в чистую одежду. Быстро подтираю пол. Заглядываю в холодильник, чтобы не оставлять гнить продукты. Но холодильник совершенно пуст. Везде только банки из-под хорошего растворимого кофе. Ты на руках выносишь ее на улицу. С большим трудом мы "усаживаем" ее в машину, так как она не в состоянии владеть своим телом. Практически все время находится без сознания. Хриплое дыхание то слышится, то нет. Я держу ее на руках, на заднем сидении и боюсь, что мы не успеем довезти ее до дома. Но нет, все нормально. Хорошо, что работает лифт. Укладываем на диван, по чайной ложечке вливаем в полуоткрытый рот горячий чай с шиповником. Следим, чтобы она проглотила хотя бы несколько капель. Вызываем знакомого врача. Все равно в районной поликлинике, по месту прописки, ее анкеты нет. За всю жизнь мать никогда не обращалась к врачам. Врач констатирует, что сердце работает нормально, давление сто десять на семьдесят.
   Проблема, по его словам, заключается в работе кишечника и желудка. И еще нарушена деятельность слизистой оболочки. Проводим дальнейшее обследование, сдаем необходимые анализы и выясняется, что этот процесс уже необратим и с таким диагнозом, при хорошем уходе мать проживет от одного до двух месяцев.
   Несколько столовых ложек горячего куриного бульона немного приводит ее в чувство. Начинает проясняться взгляд, и она, вроде бы осмысленно и пристально вглядывается в наши лица.
   На следующее утро с работы я звоню брату. Рассказываю о критическом состоянии матери. Вечером брат приезжает с женой и дочерью. Когда я возвращаюсь с работы домой, он сидит возле подъезда.
   - Саша, что такое? - удивляюсь я. - Почему ты сидишь здесь?
   - Она делает вид, что не узнает меня, - раздраженно сообщает он мне.
   - О чем ты говоришь? Что значит, делает вид? Вчера, она вообще никого не признавала. Но сегодня ей уже намного лучше. Мы целый день вчера поили ее бульоном. Врач предупредил нас, что более твердую пищу можно будет давать только через три-четыре дня. Сейчас она не усвоится, и только будет способствовать раздражению кишечника. Пойдем домой.
   Брат нехотя поднимается со мной. Мать лежит, но уже что-то пытается сказать, хотя через две-три минуты отдыхает. Посидев около нее полчаса "гости" уходят. Я выхожу их проводить, и брат сразу же заявляет мне:
   - За матерью должна ухаживать дочь, - как "непреложную истину", произносит он эти слова. - Не сноха же за ней будет выносить "утку".
   - Я ничего не говорю, - отвечаю я, - поэтому сразу и привезла ее к себе.
   - У меня и без нее сейчас много проблем. Катю надо устроить в институт. Я истратил "бешеные" деньги на хороших репетиторов по английскому языку.
   - Вот видишь, - прерываю я брата, чтобы увести от его излюбленной темы денег, - теперь ты гордишься дочерью, а ведь когда-то не хотел...
   Подходит Катя. Я умолкаю, но брат продолжает:
   - Да не хотел, - громко подтверждает он. - Не только не скрываю этого, а наоборот постоянно ей об этом напоминаю, чтобы она занималась делом, а не тратила время на пустяки.
   Решительно не могу понять, как можно сказать ребенку, что он не желанный. Что его не хотели. Больше тем для разговора у нас нет, и я быстро прощаюсь.
   Когда возвращаюсь домой, Ты говоришь:
   - Ничего не хочу сказать - это твои родственники. Но, приехав на машине всей семьей к умирающей матери, не привезти даже лепешки...
   - Я тебе об этом и говорила. А ты, по своей наивности, думал, что мой брат поедет за матерью на машине. До нас, хотя бы ехать всего десять минут, не так много бензина уйдет. А та квартира на другом конце города.
   Больше "гости" не только не приезжали, но даже не звонили.
  
   Передо мной высохшая, больная и умирающая женщина. Все забыто. В душе не остается никаких прошлых обид. Все начинается с нового листа. Чтобы поддержать ее, мы покупаем самые лучшие продукты и лекарства. Диетические продукты, которые не будут "агрессивно", по мнению врача, действовать на весь желудочно-кишечный тракт. Все должно быть самое свежее.
   Через два дня мать приходит в себя и просит кофе. Учитывая, что употреблять кофе ей категорически запрещено, я делаю совсем слабый раствор, только для запаха. Отпив маленький глоток, она выплескивает горячий кофе мне на ноги.
   - Помои пей сама. Принеси мне банку кофе, которая была у меня дома, - с раздражением произносит она, еще слабым и тихим голосом.
   Приношу банку, и она прячет ее под подушку. Встать на ноги у нее еще не хватает сил, и мы подставляем ей "утку". Но когда у нее "плохое настроение" она считает излишним звать нас и тогда мне приходится снова обмывать ее и менять всю постель. Каждое утро я встаю в четыре часа и ложусь около двенадцати. Но, часто выспавшись днем, ночью она "поет песни".
  
   Это мой крест и я должна нести его. Нести и не жаловаться. Но я ухожу на работу, а Ты целый день дома. "Гуляешь" на базар, но нельзя ведь целый день быть на улице. На улице стоит жаркое лето, да и возраст нельзя сбрасывать со счетов. Я не знаю, умудряешься ли Ты поспать хотя бы часок днем? Меня уверяешь, что все нормально. Верю ли я в это? А что это может изменить?
   Говорят, что сорок дней ухода за таким больным приравниваются к хаджу в священную Мекку.
   Родной мой, сколько же хаджей Ты совершил? Но что я могла сделать? Что было в силах переменить? И Ты это осознаешь.
   - Может, мне взять отпуск? - предлагаю я.
   - А что это даст? - уныло спрашиваешь Ты. - Отпуск скоро кончится. А может он еще, понадобится?
   - Да и увольняться не желательно, еще целый год до пенсии, - размышляю я.
   - Об этом и говорить не стоит, - категорически отвергаешь Ты мое предложение. - Ты же любишь свою работу.
   - Да, это так. Но, Ты целый день с ней. Я обязана была взять ее к себе. И это мой крест, наверно, тяжелее всех остальных. Но теперь я постоянно думаю о Тебе.
   - Это просто еще одно испытание для нас, - утешаешь Ты меня.
  
   Ты ищешь на базаре квашеную капусту, именно того засола, которого она требует, и варишь отдельно для нее борщи. Наливаешь перед обедом по тридцать-сорок граммов красного вина, чтобы поддержать силы. Анализы и обследования показывают, что слизистые желудка и кишечника практически не функционируют. Долгое время мать в огромных количества потребляла только кофе и ничего не ела. Когда проводим двухнедельный курс лечения, она встает и уже в состоянии самостоятельно ходить в туалет. Но мы не знаем, радоваться этому или нет. Потому, что ночью она может войти к нам в спальню и на сонного человека обрушится тарелка или "упадет" чайник. Когда вечером, после работы захожу к ней в комнату, она с нескрываемой злостью говорит:
   - Ты же больная. У тебя никудышное сердце. Вечно падаешь в обмороки. Почему ты до сих пор еще живешь? Если бы знала, как я тебя ненавижу.
   Я, молча мою посуду, убираю в комнате. Мать продолжает в том же духе:
   - Чтобы отвезти тебя в деревню, на свежее молоко, я продала перину. Вот, дура, была! Почему тогда не бросила тебя где-нибудь в канаве? Тебе и было тогда чуть больше года, никто бы и не хватился.
   Каждый день, обмывая ее, и дважды в день, меняя постельное белье, я молча выслушиваю все, что она обо мне думает. Иногда меняются слова, но смысл остается. После трех месяцев такой "информации" я уже отношусь к матери, как обычная медсестра в психиатрической лечебнице. Меня уже совершенно не задевают ее слова и проклятия. Я робот и должна выполнять все, что положено. Нельзя тратить силы на эмоции. Я автоматически выполняю свой долг и все. Чтобы оградиться от неожиданностей, я прошу врезать замок в дверь спальни.
   - Ты что? - удивленно вскидываешь Ты брови. - Как можно жить под замком в своем доме? Что мать подумает, она же может обидеться.
   - Плевать я хотела, что она подумает, - не выдерживаю я. - Мы и так ходим на цыпочках, кормим через каждые два часа. А врачи и медсестры. Все делаем, что возможно. Но я не только должна выполнять свой долг по отношению к ней. Я еще и жена и обязана думать о Тебе. Ты хотя бы будешь спокойно смотреть телевизор или сможешь днем полежать, отдохнуть. Даже на работе, у меня нет покоя, я постоянно думаю, как Тебе тяжело. Ради моего спокойствия, отгороди нас. Ее комната сообщается с коридором, и она сможет ходить в ванную и туалет.
 Летом жара в Узбекистане просто невыносимая. Не смотря на тщательную уборку утром и вечером, запах стоит по всей квартире. На мои предложения матери искупать ее в ванной, ответ один:
   - На себя посмотрите. Это вы грязные. Как вас только земля носит. А если вам мешает запах, то я этому только рада. Мне не мешает, - уже кричит она. - Я намного чище вас.
   - Хорошо. Не хочешь купаться, не надо. Только успокойся.
   - Почему я должна успокаиваться, за свои деньги я что хочу, то и делаю. Я знаю, вы забрали меня сюда, чтобы отобрать мою пенсию. Побирушки. Как вы живете? Где мои деньги?
   - Я не могу получить твою пенсию, - стараясь быть, как можно более сдержанной объясняю я, - и ты это прекрасно знаешь. Деньги перечисляют на твою сберегательную книжку.
   - Принеси и покажи, - требует она.
   - Вот видишь? - открываю и показываю ей. - Книжка на твое имя, сюда перечисляют твою пенсию.
   - Ха. А вы, наверно этого не знали, иначе бы не перетащили меня к себе.
   Через два-два с половиной месяца мы проводим двухнедельные курсы лечения. Это как-то укрепляет слизистую, прибавляется немного сил и мать опять некоторое время, может самостоятельно ходить в туалет.
  
   После возвращения Карины из лагеря, родственники Георгия просят, чтобы Карина некоторое время пожила у них на даче, до приезда его матери из Соединенных Штатов. Естественно, мы соглашаемся, еще и потому, что комната Карины все равно занята. Мать Георгия должна была прилететь в августе, ко дню совершеннолетия (двадцать один год, по американским законам), но попала в автомобильную аварию. Она прибывает в середине сентября. Забирает молодежь и регистрирует их брак. Мы с нашими проблемами "остаемся в стороне", так как никуда не можем отлучиться больше чем на два часа.
   Я, просто морально, не могу пойти на торжество, оставив Тебя одного. В первую очередь, мы очень рады, что Карина "отделалась от своих подруг". Молодые живут в квартире свекрови, в центре города, а она сама тут же улетает назад в Бостон. Теперь у нас появляется место, куда мы можем иногда "вырваться" часа на два в гости.
  
   Дома продолжается кошмар. Мать ест уже практически все. И хотя кишечник не всегда справляется с нагрузкой, силы у нее прибавляются день ото дня. Кормим теперь четыре раза в день. Сидим как заключенные, под замком. Выходим из комнаты тихо. Обычно, когда уверены, что она спит. Не хочется лишний раз слышать проклятия и сопутствующие этому выражения. Несколько раз она выбивает у меня из рук тарелки с горячей пищей. Хорошо, что брызги не попадают в лицо, но уборки становится больше. Я предупреждаю Тебя об этом и прошу в середине дня, стараться ставить еду, когда она спит. Ты как всегда "святой":
   - Но пища же остынет, пока мать проснется, - протестуешь Ты.
   - Поест, какая будет, - не скрывая раздражения, отвечаю я. - И без того три раза я кормлю ее горячим. Я тебя очень прошу.
   - Хорошо, - тихо соглашаешься Ты.
   Видя, что ее проклятия уже полностью нами игнорируются, мать резко меняет "темы" разговоров:
   - Эй, слышишь, - кричит она, заметив меня выходящей из нашей комнаты, - когда ты уходишь на работу, сюда, постоянно приходят разные женщины. Стоит такой шум, визг, что я не могу отдохнуть. А мне нужен покой Я старый и больной человек. Скажи своему Эфенди...
   Однажды она, не узнав Карину, сказала:
   - Проходи туда, там собираются все...
   Такие разговоры в различных вариантах продолжаются все время. Однажды, когда мать не знала, что я дома, она крикнула, не вставая с дивана:
   - Слушай Эфенди, ты думаешь, она ходит на работу? Какой же ты дурак. На работу так не наряжаются. Почему ты не выгонишь ее из дома? Зачем тебе эта...
   Широко раскрыв глаза, я смотрю на Тебя:
   - Да, я тебе не рассказываю, - устало отвечаешь Ты на мой немой вопрос, - но это постоянно.
   - Боже, дай нам терпения. Как же это выдержать? - начинаю причитать я. - Сколько же это будет продолжаться?
   - Да, остается только просить терпения у аллаха, - со вздохом соглашаешься Ты со мной.
  
Категория: Романы. | Добавил: Boris (14.06.2018)
Просмотров: 216 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *: